Ксения Любавина - С видом  на счастье

Некоторое время он смотрел то на фотографию Веры, то на меня, видимо, сравнивал нас, пытаясь понять: стоит ли менять шило на мыло.

— Алла, я не понял… вы что… сватаете меня?

Проницательный сукин сын. Я ответила смущенно, понимая, что с этим человеком лучше не играть ни в какие игры:

— Сватаю, Валерий Кузьмич.

Он добродушно усмехнулся, отдавая должное моей изобретательности и находчивости:

— Ваша подруга, конечно, красавица. Не стану спорить с очевидным. Алла, вы, похоже, всерьез решили от меня отделаться.

— Валерий Кузьмич, я…

— Не надо, Алла. Вы знаете, что я человек открытый и прямой. Я вам сразу откровенно сказал, что вы мне нравитесь и я готов ради вас на все.

— Я это ценю, Валерий Кузьмич. Но я вам, в свою очередь, тоже сразу ответила, что люблю своего мужа и предпочитаю оставаться с ним. Я Никитина давно знаю, поверьте, он — хороший человек.

Валерий Кузьмич скептически отреагировал на мои слова, презрительно хмыкнув:

— Не знаю… не понимаю… что хорошего в этом мужлане?..

Он даже в сердцах хлопнул ладонью по рулю.

— Я попросила бы! — возмущенно воскликнула я.

Право же, в своем отношении к моему мужу, где ненависть вкупе с завистью граничили с откровенным неуважением, Кузьмич явно перегнул палку. Стерпеть подобное я никак не могла и даже под угрозой срыва моего супергениального плана, осуществление которого и так висело на волоске, готова была высказать этому, с позволения сказать, господину все, что на самом деле думаю о нем, о его танкообразном автомобиле, о его деньгах, о нашем с ним бесперспективном сотрудничестве.

— Ладно… извините, Алла, — виновато произнес он. — Черт возьми, я даже восхищен! Остались еще, оказывается, правильные бабы. Ваш Никитин хотя бы понимает, как ему с вами повезло?

— Это мне с ним повезло, — заносчиво ответила я.

— Дай бог. Алла, вы, пожалуйста, на меня не обижайтесь. Я даже готов встретиться с вашей подругой, если вам это доставит удовольствие. Серьезно. Как ее зовут?

Я постаралась улыбнуться, чтобы дать ему понять, что не сержусь на него.

— Ее зовут Вера. Я обещала, что встречусь с ней сегодня в «Кузине» на «Гагаринской». Знаете?.. Можете поехать туда вместо меня и сделать вид, что увидели ее случайно Легкая интрига не помешает, как вы думаете? Я бы с вами туда поехала, но никак не могу, дел много…

— Только я вам ничего не обещаю, — предупредил меня Кузьмич. — Познакомиться с Верой я, конечно, познакомлюсь, но если она мне не понравится, я не стану ухаживать за ней даже в угоду вам. Договорились?

— Понравится, — уверила я не столько его, сколько себя, ибо не хотела даже думать о том, что будет с нами — со мной и Васей, — если Вера и Кузьмич от нас не отвяжутся.

— Только она будет в черных очках, — предупредила я.

— А что такое?

— Ну, я же говорила: бывший муж приложил… забыли?

— Вот скотина! — возмущенно воскликнул Кузьмич. — Так в котором часу мне нужно быть на «Гагаринской»?

— В два часа.

— Тогда нам следует поторопиться.

Я очень рассчитывала, что у Веры хватит ума, чтобы при первом знакомстве не выказывать своей алчности и крайней заинтересованности в состоятельном муже.

— А вы, Алла, все-таки хитрая бестия, — заметил Кузьмич улыбаясь.

А то! Я ведь риелтор. Дитя Остапа Бендера и Ханумы. А как же иначе?

22

Высадив меня, как обычно, у входа в офис, Кузьмич лихо развернул свою зверь-машину и притопил вдоль улицы так, что целый вихрь грязного снега поднялся из-под колес. Я только поставила ногу на нижнюю ступеньку крыльца, как услышала позади грустный Васин голос:

— Хорошо покаталась?

Он стоял чуть поодаль и флегматично курил, хоть и находился почти год в глухой завязке. Я стремительно подошла к нему с намерением отнять сигарету, но он перехватил мою руку.

— Вась, ты чего?

— Ничего. Пойдем, жена, поговорим…

Он властно сжал мою ладонь в своей и потащил меня за тот самый бетонный выступ, из-за которого я на днях пыталась вести наблюдение за ним и его бывшей женой. Именно вести наблюдение, а не шпионить.

— Как долго ты еще намерена выставлять меня идиотом? — сурово глядя мне в лицо, поинтересовался Вася.

— Если ты о Кузьмиче, то я с ним больше не работаю, — спокойно ответила я, хоть эта ситуация меня, откровенно говоря, порядком раздражала. Ревнивец хренов!

— А… то есть у вас уже все получилось… и теперь нет необходимости прикрываться работой?

Он был ужасно зол. Я его таким еще никогда не видела. Впрочем, он всегда начинал бесноваться, когда поблизости, то есть в радиусе приблизительно ста метров от меня, появлялся какой-нибудь подозрительный, с его точки зрения, тип. В данном случае я, конечно, могла понять природу его параноидальной ненависти к джипам всех марок и их владельцам, но я также считала, что как сознательный гражданин, то есть гражданка, заслуживаю хоть какого-то доверия. Нет, стоп. Почему какого-то? Просто заслуживаю доверия, и на этом точка.

— Может быть, тебе справку принести, что у меня с Кузьмичом ничего не было? — язвительно спросила я. — Ты уже совсем осатанел от ревности. Знаешь что? Заруби себе на носу раз и навсегда: я не Вера и на первый лопавшийся джип не брошусь. А также на второй, третий… и все последующие. Это понятно?

— Это понятно, — согласился Вася. — Непонятно другое: Вера тут при чем?

Я задумалась.

— При чем же тут Вера? А при том… мне надоели ваши с ней телефонные переговоры. Она звонит тебе каждый вечер… Вась, в чем дело?

Войдя в агентство, я небрежно швырнула куртку на кожаный диванчик, предназначенный для посетителей, и заперлась в гостевом туалете. Что же это такое между нами сейчас произошло? Нервный срыв от навалившихся проблем или настоящая ссора, которая действительно может привести к разрыву? Из глаз у меня текли слезы, я не стала их сдерживать, — сколько вообще можно сдерживаться? Сдерживаться, чтобы не послать навязчивого лысого волокиту, сдерживаться, чтобы не подбить нахалке-разлучнице второй глаз… Держать себя в руках, контролировать… для чего? Чтобы потом, будучи не в силах вынести нервное напряжение, отыграться на своем единственном, по-настоящему любимом человеке?

Наревевшись, я стала приводить себя в порядок. В таком виде я не могла показаться коллегам. Мне вполне хватало старых сплетен, в новых я, слава богу, не нуждалась. Все считают меня беспринципной карьеристкой, холодной и расчетливой стервой — пусть считают. Я вынула из сумки флакончик с косметическим молочком, смочила спонжик и протерла лицо. Потом нарисовала глаза, губы, слегка обмахнула скулы кисточкой для румян. Окончательно приняв облик успешной и независимой женщины, горделиво распрямила плечи, приказала себе улыбнуться и больше не думать ни о чем таком, что может испортить цвет лица.